707e326b     

Садур Екатерина - Перелетные Работы



Екатерина Садур
Перелетные работы
Светлой памяти моей прабабушки
Сафроновой Зои Федосеевны.
ГЛАВА 1 - ТРЕЩИНА
Я проснулась и подумала: этот день я запомню.
С улицы через окно вливался солнечный свет и казался блед-нее теплого
воздуха комнаты. Он лился не сплошным потоком, а распадался на лучи, которые
острыми указками протягивались от окна к моей кровати и упирались в стену.
Они показывали, что позолота на обоях осыпалась и что кое-где обои отошли от
стены. В щелях просвечивало что-то розовое в масляных пятнах серебра -
значит, раньше комната была светло-розовой. Я накрыла ладонью солнечный
зайчик, но не поймала - он тут же заплясал на моей руке.
- Этот день я запомню, - повторила я и села в постели.
На подоконнике лежали ножницы с загнутыми краями, крючки для удочек в
спичечном коробке, разноцветный пластилин, жестяная баночка из-под зубного
порошка, наполненная мелочью, и театраль-ный бинокль, белый, с золотым
ободком. Крючки для удочек принадле-жали дяде Кирше, потому что он был
рыбак; все остальное было общим, то есть моим.
Иногда тетя Груша складывала на подоконник лекарственные порошки, но
они меня никак не интересовали: от них пахло ед-ким и кислым. У тети Груши
или у дяди Кирши становились мутные глаза и вялая речь, как будто бы они не
говорили, а притворялись; тогда они высыпали свои порошки в стакан с водой,
залпом выпи-вали его и затихали. Я знала, что они старики.
Я посмотрела в бинокль, и деревья, росшие за окном, мгно-венно
приблизились вместе со всеми своими бугристыми ветками, трещинами в коре и
дрожанием листьев. Я перевернула бинокль, и двор тотчас стал маленьким и
далеким, и те же самые деревья, которые минуту назад протягивали мне в лицо
листья, рассеченные бледными прожилками, и умоляли о жалости, - эти же
деревья отшат-нулись от меня и горделиво ушли на дно бинокля. Теперь они
стали тонкими, как выгоревшие спички, а их ветки, сплетенные в своды между
собой, казались мне зеленой паутиной. Теперь деревья стояли вдалеке и
холодно мне кивали.
- А, Лелечка проснулась! - услышала я голос за спиной.
Я обернулась и кивнула.
В комнате стояла тетя Груша.
- Лелечка, что тебе приготовить на завтрак? - ласково спро-сила она.
У нее были крупные колечки кудрей, черных и седых. Если подряд шли две
черные пряди, то третья оказывалась седой. Она любила подолгу стоять перед
зеркалом и расчесывать по отдельности каждую прядь, и тогда я видела, что
почти у всех ее черных волос белые поседевшие корешки. У нее было большое
лицо с широкими бровями-дорожками. А глаза под бровями, карие у зрачка и
светлые к краю, всегда смотрели удивленно и с любопытством. Когда она
садилась, то под тяжелым подолом у нее тут же очерчивались толстые усталые
колени. Мы с ней ходили в одинаковых сапогах из коричне-вого войлока на
шнурочках. Эти сапожки назывались "прощай, моло-дость!". "Какая такая
молодость?" - думала я, глядя на тетю Грушу, когда мы выходили гулять, и
следом за нами бочком по ступенькам спускался старенький дядя Кирша...
- Что тебе приготовить? - повторила тетя Груша.
- Жареного поросенка, - ответила я, помолчав.
- Леля, - вздохнула тетя Груша, - у нас сейчас нет поро-сенка. Может
быть, ты хочешь что-нибудь другое?
- Не хочу, - ответила я.
- Про поросенка мы прочитали с тобой в книжке, - терпеливо начала тетя
Груша.
- Да, прочитали, - кивнула я.
- Карабас Барабас крутил его на вертеле над огнем для себя и для
Дуремара.
- Крутил, - подтвердила я.
- А что, ты хочешь быть как Карабас Ба



Содержание раздела